Перевод "Use your words, lose your words"

[Summer-star]

Название: Use your words, lose your words
Автор: reinterlace
Переводчик: Antanya
Пейринг: Бэкхён/Чондэ
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст, романтика, АУ
Размер: 5052 слова
Примечание: написано под впечатлением от этой песни и кавером Чондэ на нее.
Спасибо Ирочке, что держала за ручку практически <3

>Ксюше♥

Nothing better

Придвинувшись к большому, не занавешенному ничем голому окну – единственному в этой маленькой комнатке, Чондэ выглянул на чахнувшую в пробке улицу, и принялся тихонько мычать себе под нос мелодию песни, которую так любил напевать Бэкхён. Эта песня играла у него в голове без остановки, а перед глазами всплывала четкая картинка: Бэкхён расставляет тарелки к завтраку, лучи утреннего солнца, пробиваясь через окно, подсвечивают его профиль, выделяя каждую ресничку, и Чондэ все никак не может им налюбоваться.
Он уже почти слышал мягкий шелест скатерти и дребезжание чайных ложечек в ящике буфета, сливающееся с перезвоном висящих у двери в кухню китайских колокольчиков, купленных во время совместной поездки в Киото.
Чондэ, можно сказать, был спокоен. Достаточно спокоен для того, чтобы ловить легкие как дымка лоскутки воспоминаний, прижимать к груди близко-близко, глубоко и с трепетом вбирая в себя их аромат.
Он выдохнул медленно и размеренно, протягивая последнюю ноту песни.
Как-то резко пришло осознание того, что скорее всего он делает это в последний раз, другой такой возможности может и не представиться.
Чондэ запел песню с начала, громче и с гораздо большим чувством нежели ранее.

Ким Чондэ всегда считал себя скорее реалистом.
Маркетинговый специалист днем и певец в баре ночью - он никогда не позволял непонятным амбициям брать вверх над практичностью, тем, что помогало ему поддерживать холодильник забитым, а батареи в их крошечной квартирке - горячими.
- Не волнуйся о счетах, вдвоем мы уж как-нибудь справимся, - его парень на протяжении вот уже последних четырех лет горячо поддерживал Чондэ, когда тот задумывался над тем, чтобы оставить свою основную работу и попробовать окунуться с головой в мир музыки.
Бэкхён по праву считал себя весьма недурным вокалистом, а уж по харизме и чувству сцены он мог дать фору многим известным исполнителям, но совесть и чувство долга не позволяли думать ни о чем другом, кроме детишек из детского сада, где он числился воспитателем. Чондэ же пропадал на работе с девяти утра до десяти вечера, а когда ему казалось, что он не приложил достаточно усилий – и того больше. При таком ритме жизни о идее Бэкхёна взять приемного малыша на воспитание можно было позабыть. До лучших времен.
- Если я уволюсь, то все эти расходы лягут на тебя, - вскинул бровь Чондэ. Уголки его рта дернулись кверху, когда на лице Бэкхёна начало проступать понимание ситуации – тот даже замер и перестал жевать.
- Умник! Наши сбережения могут помочь нам сводить концы с концами какое-то время пока ты не станешь звездой мирового масштаба.
- Я? Звездой мирового масштаба? – Чондэ фыркнул, чуть не засыпав все вокруг себя рисом.
- И тогда ты купишь мне Мазератти, чтобы я мог разъезжать на нем по городу, - продолжал вещать с набитым ртом Бэкхён, накладывая себе в тарелку еще тушеных овощей и полностью игнорируя преисполненные скептицизма взгляды Чондэ.
- Бэк, ты же даже водить не умеешь.
- Полагаю, тебе также придется нанять мне шофера, - от шутливого тумака Бэкхён только еще сильнее развеселился. Чондэ лишь покачал головой, на его невозможно красивом лице расцвела улыбка.
Бэкхён знал, что несет полную околесицу, но это же Чондэ, известный своей целеустремленностью и тем самым упорством, с которым он ворвался когда-то много лет назад в жизнь Бэкхёна и занял неотъемлемое место в его сердце. Это Чондэ – человек, железно знающий, чего хочет от жизни, частью которой Бэкхёну посчастливилось стать, и прилагающий все усилия, чтобы этого добиться.
Они закончили свой поздний обед, когда стрелки часов показывали три пополудни. Чондэ вызвался мыть посуду.
Бэкхёну нравилось его место за обеденным столом. Повернув голову налево, можно было лениво разглядывать раскинувшуюся за окном паутину дорог, переулков и тупиков, петлявших и исчезающих за громадами жилых комплексов, один в один похожих на тот, где они с Чондэ снимали квартиру. Это напоминало Бэкхёну о том, кто он есть, с кем и где сейчас – вдвоем с Чондэ на неизведанной враждебной территории массовой пригородной застройки.
Ему нравилось купаться в чувстве безопасности, исходящем от Чондэ, его вечном спокойствии, которое действовало отрезвляюще, когда сам Бэкхён не знал куда бежать и что делать дальше.
Под гул автомобилей и шум бегущей в раковине воды он принялся тихонько напевать песню.

Тревожный звоночек прозвенел только когда горло Чондэ разболелось так сильно, что стало трудно дышать. Бэкхён со всех ног несся в отделение неотложной помощи, вознося мольбу всем известным богам, чтобы там не было народу и их приняли незамедлительно.
Молоденькая медсестра предположила, что это какая-то инфекция, и, глядя на забившегося в угол Чондэ, глотающего воду стакан за стаканом, сочувственно улыбнулась.
После осмотра доктора определили Чондэ в палату, настаивая на обязательной серии обследований и капельнице. Сказать, что Бэкхён был растерян и сбит с толку – ничего не сказать.

Бэкхён никогда не любил больницы, он чувствовал себя в них неуютно. Все вокруг был слишком белым и стерильным, чтобы возвещать о надвигающейся беде.
Запах дезинфицирующего средства был поистине удушающим, и Бэкхён старался не дышать слишком глубоко. Он сидел на скамейке, обтянутой каким-то рыжим полиэтиленом, водонепроницаемым и немарким, облегчающим уборку в разы.
Немного поразмыслив, Бэкхён встал и привалился к стене рядом с ящичком, в котором хранился дефибриллятор для экстренных случаев.
Он вздрогнул всем телом, когда медсестра в форме отвратительного пастельно-розового цвета подошла и предложила ему стакан воды. Бэкхён не припоминал такого внимания к себе в свои предыдущие визиты в подобные заведения, но с благодарностью принял стакан – горло пересохло после нескольких часов томительного ожидания с затаенным дыханием. Он потерял счет времени и понял, как близок к тому, чтобы потерять сознание, когда, забывшись, вдохнул полной грудью приторный дезинфицированный воздух.
Медсестра милостиво сделала вид, что не заметила, как он скривился от отвращения и, только откашлявшись, приложился к стакану.
- Доктор хотел бы переговорить с вами, - тон вполне себе будничный, даже доброжелательный, и Бэкхёна накрыло волной облегчения: наконец-то, после стольких часов томительного безмолвного ожидания, он получит ответы на свои вопросы. Но что бы это могло значить? Не слишком ли все это похоже на сцену из типичного корейского сериала, после которой все катится в тартарары, а главный герой умирает или что-то в этом духе?
«Нет, - решительно остановил себя Бэкхён, - главный герой никогда не умирает. Балансирует на самом краю пропасти, но никогда не умирает»
До его затуманенного сознания не сразу дошло, что медсестра продолжала выжидающе на него смотреть, чуть поджав губы.
- Ой, простите! Да, конечно… то есть, я хотел сказать, куда мне… - он так и не смог связно закончить предложение, но девушка, не говоря ни слова, повела его куда-то вглубь коридора к небольшому офису. Бэкхён мельком отметил, что даже тут соблюдалась идеальная чистота и стерильность, и кивнул, приветствуя молодого мужчину в очках, сидящего за скучным серым столом. Окно за его спиной было закрыто шторками все того же рыжего цвета, что и обивка скамеек в коридоре.
- Мне хотелось бы кое-что вам сообщить мистер…
- Бэкхён. То есть, можете звать меня просто Бэкхёном.
- Хорошо, - губы доктора растянулись в профессиональной мягкой улыбке. Он выглядел довольно молодым, по прикидкам Бэкхёна – старше его самого года на два, не больше, но скрывавшиеся за стеклами очков глаза человека, повидавшего в жизни многое, заставляли сомневаться в правильности этих суждений. Каково это, вставать между человеком и самой Судьбой? Торговаться и спорить со Смертью на каждодневной основе, выдерживать на своих плечах груз самых невероятных ожиданий и оставаться при всем при этом предельно обходительным?
На столе у доктора стояла кружка с ромашковым чаем, а кипу бумаг венчала тяжелая плакетка с выгравированной на золоте благодарностью. Этот доктор, по всей видимости, принимал участие во многих битвах за жизнь и далеко не во всех из них одерживал победу.
Может Бэкхёну просто подсознательно хотелось скинуть его с пьедестала, потому что ему в действительности было страшно. Он боялся, что с ним будут говорить свысока, боялся оказаться беспомощным просителем, обратившимся за милостыней к высококвалифицированному специалисту. Он боялся, что все к тому и сведется, и вся его напускная бравада просто треснет и расползется по швам.
- Думаю, вам лучше присесть, - доктор кивнул на свободный стул у своего стола.
Еще одно избитое сериальное клише, так и манящее Бэкхёна подыграть, примерить на себя роль охваченной тревогой и ужасом домохозяйки.
Не прошло и пятнадцати секунд как это выражение застыло на его лице. Бэкхён больше не притворялся, все было по-настоящему.

«И что, другого выхода нет?»
«Может, оно рассосется само по себе, нам не стоит паниковать сейчас и принимать скоропалительные…»
«Ты хочешь, чтобы я решал?»
«Мне все это не нравится, совсем не нравится»
«О чем ты? Я хочу как лучше для тебя!»
«Все совсем не обязательно должно быть так»
«Чондэ. Нам не обязательно делать это. Тебе не обязательно делать это»
«Чондэ, послушай меня пожалуйста»
«Черт тебя подери, Чондэ!»

Чондэ мог доверить Бэкхёну свою жизнь.
Он уже доверил ему свою собаку, счет в банке и историю электронной переписки. Он отпустил его в семидневную поездку на Чёджу на пару с тем красавчиком-коллегой (как там его звали? Чан-кто-то-там?), у которого определенно были виды на его остроумного и не в меру экспрессивного парня.
Чондэ считал, вопреки расхожему мнению, что доверие к человеку складывается из двух составляющих: духовной совместимости и уровне интеллекта.
Он также полагал, что люди склонны преувеличивать значение первой из них, чтобы компенсировать явную недостаточность второй.
Да, он оставил квартиру в полное распоряжение Бэкхёна на все лето и доверил ему ключ от сейфа, но не только потому, что любил его всем сердцем, душой и прочими частями своего тела, но и потому что знал, что тот достаточно умен, чтобы поддерживать квартиру в должном состоянии. Он знал, что Бэкхён не забудет закрыть за собой дверь и будет следить за чистотой в салоне автомобиля, чтобы тот сиял как новенький, да и до содержимого сейфа ему просто-напросто нет никакого дела.
Чондэ был уверен в Бэкхёне – тот был умным парнем, и Чондэ это нравилось. Должно быть именно поэтому он был готов передать ему бразды правления своей жизнью в любой момент.
Да, Чондэ частенько об этом думал и всегда приходил к одному и тому же выводу.

- Эй, Бэкхён, что за песню ты все время напеваешь?
Не самое подходящее время для подобных вопросов, но, судя по припухшим глазам Бэкхёна, начать разговор, поинтересовавшись: «который час?», было бы тоже далеко не лучшим решением.
К тому же Чондэ вдруг осознал, что они оба сейчас не хотели бы касаться темы времени в принципе.
- Это имеет значение?
- Почему ты не можешь просто ответить на вопрос? – вздохнул Чондэ, не в силах справиться с охватившим его раздражением. Подавленное состояние его парня действовало на него сейчас как красная тряпка на быка – Чондэ становился упрямым и колючим, а сопереживание давалось слишком тяжело. Должно быть именно по этой причине большинство семейных пар распадались, столкнувшись с действительно серьезным жизненным кризисом: люди – слабые и эгоистичные создания, по глупости своей позволяющие эмоциям усложнять свое существование.
Бэкхён молчал. Чондэ сверлил взглядом циферблат настенных часов.
Сдавленный всхлип разорвал гнетущую тишину, и Чондэ провалился в воспоминания о прошлой ночи, и о ночи перед ней, о всех тех ночах, которые они разделили вдвоем в этой больничной палате.
Он помнил кромешную темень и то, как расслабленно купался в ночной тиши, наблюдая за движением секундной стрелки на настенных часах, едва различимой в тусклом лунном свете. Минуты пролетали одна за другой, и прошло, наверное, не меньше получаса, прежде чем до Чондэ донеслась возня с кушетки в нескольких шагах от его кровати, не видимой с его места.
Он и не осознавал, как сильно ему хотелось услышать знакомое уже на протяжении последних пяти лет размеренное дыхание: спокойные ритмичные выдохи и раздающееся время от времени тихое поскуливание, затрагивающее какие-то неведомые струнки в груди Чондэ. Бэкхён всегда был его сокровищем, любимым и самым дорогим, и Чондэ обладал эксклюзивными правами на владение им.
Теперь же он хотел его отпустить.
- Бэкхён?
Что ж, он пытался.
Резкий вздох и короткий всхлип – вот и все, что Чондэ получил в ответ.
Ему хотелось рассмеяться перед иронией всего происходящего, разорвать хохотом тишину и слушать, как он отражается от голых стен, купаться в этом звуке, пока он не сойдет на нет.

Их третье свидание – «контрольная точка», как всегда говорила Бэкхёну его мама – проходило в парке неподалеку от его дома. Скучнее не придумаешь, вот уж точно, но, вспоминая о том дне, Бэкхён всегда возносил хвалу небесам и парню, всем там заправляющему, за нежданный град, заставивший их со всех ног помчаться в квартиру Бэкхёна и повалиться на его диван запутанным, тесно сплетенным клубком.
Если уж придерживаться четкой хронологии событий, то первым на диван спиной упал Бэкхён, а Чондэ запнулся о его ноги, и в результате приземлился сверху. Опираясь на локти, он приподнялся, и его лицо оказалось всего лишь в нескольких сантиметрах от ошеломленного лица Бэкхёна.
У того все еще приятно сосало под ложечкой от воспоминаний о взгляде Чондэ из-под промокшей челки, которым он одарил Бэкхёна в тот момент, прежде чем прильнуть к его губам в решительном, уверенном поцелуе. Бэкхён в ответ притянул его еще ближе, насколько это было возможно на том узком диване.
Теперь Чондэ лишь смущенно смеялся и уверял, что у него тогда поджилки тряслись от волнения, но Бэкхён на всю жизнь запомнил тот взгляд, в котором не было страха или какой-то животной страсти, лишь полная, безоговорочная капитуляция и задумчивое «и что бы мне с тобой такого интересного сделать?»
«Попробуем и узнаем?»
«Он тот, с кем я мог бы провести всю свою жизнь» - была первая мысль Бэкхёна наутро, когда солнечные лучи начали пробиваться в щель между шторами. Чондэ шептал ему на ухо любовные нежности, пока Бэкхён не повернулся и не сцеловал все слова с его губ.

- Какого хрена ты купил их? – грубо поприветствовали Бэкхёна с порога, едва только он вошел в палату Чондэ с пакетом китайском еды на вынос в одной руке и большой дорожной сумкой в другой.
- И что это у тебя опять за сумка? Ты что, на полном серьезе решил сюда переехать? Неужели хозяйка решила тебя таки выгнать, чтобы ты больше не вонял каждый вечер своим отвратительным лечебным супом на всю площадку? – продолжал Чондэ, не дожидаясь ответа. Его слова пролетали мимо Бэкхёна, не регистрируясь в сознании, пока тот выкладывал содержимое пакета на маленький столик у окна и рылся в сумке.
- Что ты сегодня принес? Ты же помнишь, что мне не нравятся ттокпокки из ближайшего магазинчика? Аджумма сегодня продавала хотток? Ты мне так и не ответил, зачем ты купил эти уродские цветы? Я сразу понял, что они не от компании, и…
Бэкхён наконец поднял голову и, раздраженно хмурясь, посмотрел Чондэ прямо в глаза. Холодный осенний ветер растрепал его волосы, а щеки слегка порозовели после прогулки, и Чондэ вдруг ударило осознанием какой же тот все-таки красивый.
- Эй, может уже заткнешься?
Прежде чем Чондэ успел набрать воздуха, чтобы разразиться очередной обличительной тирадой, Бэкхён поймал его губы в нежном поцелуе, крепко обхватив ладонями лицо. Чондэ дернулся и сделал попытку вырваться, но уже через три секунды обмяк и чуть наклонил голову, чтобы их носы не сталкивались, пока Бэкхён продолжал его целовать все ожесточеннее и глубже, ловко проникая языком ему в рот и вырывая из груди прекрасные тихие стоны.
Он отстранился только когда легкие зажгло от нехватки воздуха и провел языком по губам, обрывая тянущуюся между ними ниточку слюны. В груди что-то болезненно сжалось – Бэкхён осознал, что давно уже не делал чего-то подобного.
- Хм, - прохрипел Чондэ, и Бэкхён фыркнул.
- К твоему сведению, они были очень дорогими, - он указал на букет, ставший предметом нападок Чондэ с того самого момента, как Бэкхён переступил порог.
- Да, но…
- Я потратил на него сумму, равную моему недельному жалованью за то, что я подтираю детишкам сопли и учу алфавиту.
- Да, но…
- И ты говоришь мне, что они тебе не нравятся.
- Нет, они мне нравятся, но…
Чондэ замялся, пока Бэкхён с вызовом прожигал его взглядом в ожидании какой-нибудь дерьмового оправдания почему его парень не оценил цветы на все 150%.
- Это же подсолнухи.
- И что ты, черт возьми, имеешь против подсолнухов?
- Они такие яркие! И здоровые! Я просыпаюсь, а они такие – ПАМ! – прямо мне в лицо. У меня чуть сердце не остановилось! – Чондэ прижал обе руки к груди, словно нечуткость Бэкхёна в вопросе выбора цветочного оформления нанесла ему глубокую душевную травму.
Тот скептически приподнял бровь, но, приглядевшись, вынужден был признать, что огромная охапка пылающих золотом подсолнухов – это действительно немного чересчур, особенно на фоне аккуратных букетов из лаванды, гипсофилы и герберы.
Когда он вновь перевел взгляд на Чондэ, на губах того играла издевательски довольная усмешка, так и кричащая: «ну, что я тебе говорил?»
Фыркнув, Бэкхён отвернулся и продолжил распаковывать сумку.
- Я не хотел посылать тебе очередные милые цветочки с пожеланиями «хорошенько отдохни и набирайся сил!» или «поправляйся скорее, Чондэ! – высоким жеманным голоском продекламировал он содержание стандартных карточек. – Подсолнухи – яркие! Гордые! Несущие в себе тепло и радость, и… я хотел тебя порадовать.
Чондэ ничего не ответил, и Бэкхён рискнул бросить на него быстрый взгляд искоса.
- А ты знал, что подсолнухи являются символом долголетия? – тихо пробормотал Чондэ себе под нос.
- О. Нет, не знал. Но это же хорошо?
Риторический вопрос. Но сейчас они оба находились в больнице, где разговоры о долголетии могли быть восприняты доброжелательно, а могли и казаться горькой насмешкой.
Прикусив губу, Бэкхён рассеяно мял в руках край одеяла Чондэ.
- Хорошо, да. Мы с тобой будем жить еще долго-долго, - пообещал тот, притягивая к себе Бэкхёна для еще одного затяжного нежного поцелуя.
- Мы с тобой будем жить, - выдохнул Чондэ еще раз в основание шеи Бэкхёна, припечатывая поцелуем каждое слово, - еще очень и очень долго.
Чондэ не мог подарить Бэкхёну вечность.
Но тому это было и не нужно.
Он был согласен и на то, что есть, пусть это и означало долгие годы безмолвия впереди.

Бэкхён собирал очередную сумку в больницу, складывая туда все то, что, как ему казалось, могло пригодиться: фонарик, ватные палочки, упаковку антигистаминных препаратов на всякий пожарный и парочку чистых джемперов.
Взяв в руки шарф, венчавший стопку джемперов в их с Чондэ общем шкафу, Бэкхён уже собирался было закинуть его обратно, но что-то его остановило. Он задумчиво провел пальцем по мягкой ворсистой ткани скучного кремового цвета, совсем не отвечавшей его вкусам, но ведь и шарф принадлежал не ему.
«Что-нибудь нейтральное!» - потребовал Чондэ.
Бэкхён помнил, как год назад сорвался с работы на час раньше, чтобы купить вот этот самый шарф, потому что Чондэ забыл свой и укатил так давать позднее ночное представление где-то в Хондэ. Он уверял Бэкхёна, что все нормально, но на улице стоял январь месяц, и тот не хотел рисковать здоровьем своего парня.
В конечном итоге вселенная все равно исхитрилась подложить им свинью, когда они меньше всего ожидали. Никакие страховые возмещения этого не изменят.
Бэкхён вздохнул. Ему и вправду не следовало так легко поддаваться унынию.
Решив взять шарф с собой, он застегнул сумку и закинул ее на плечо, после чего быстрым шагом направился к выходу из квартиры и закрыл за собой дверь.

Красным маркером Бэкхён зачеркнул очередной день в своем карманном календаре. Осталось еще четыре.
У него есть четыре дня до оглушающей тишины.
Через четыре дня ему будет больше не с кем ходить в их любимые караоке-заведения, чтобы во все горло распевать их любимые песни, идеально попадая во все ноты. Через четыре дня ему придется отучаться от привычки держать палец над номером один в телефонном списке быстрого набора ближе ко времени обеденного перерыва. Через четыре дня он больше не услышит за своим плечом ехидные комментарии к каждому своему ходу в видеоигре, а когда уровень будет пройден никто не завопит радостно вместе с ним так громко, что Бэкхёну захочется отбросить в сторону джойстик и притянуть парня в крепкие объятия.
Он говорил, что не будет плакать что бы не случилось.
Но сейчас перед глазами все поплыло, и кто-то мягко, но настойчиво вынул маркер из его рук и захлопнул ежедневник. Бэкхён моргнул несколько раз, прежде чем поднять голову и встретиться лицом к лицу с Чондэ.
- Ты ведь знаешь, что люди обычно так делают, только когда очень-очень чего-то ждут? – шутливо вопросил тот, но Бэкхён уловил тень тревоги в его псевдо-небрежном тоне. Откуда-то вдруг у него появилась эта способность различать все до единой нотки в голосе, все оттенки мягкого тембра Чондэ, вплоть до едва слышного придыхания в конце каждого предложения. Ему хотелось сохранить все это, закупорить в бутылку, прижать близко к сердцу и больше никогда с ней не расставаться.
- Я люблю его, - слова, слетевшие с его языка, больше походили на мольбу, чем на утверждение, и Чондэ удивленно распахнул глаза.
Теперь слезы было уже не остановить. Горячими каплями они бежали по бледным щекам, скатывались по подбородку и падали на руки Чондэ, все еще крепко сжимавшего его ладони в своих. Бэкхён сделал глубокий вдох, приказывая сердцу успокоиться, а рукам – перестать трястись, потому что он не хотел, чтобы Чондэ почувствовал его страх.
Как будто тот и так не читал его как открытую книгу.
- Любишь?
- Твой голос. Его звучание. Прошу, продолжай говорить. Я люблю его.
- Я… - Чондэ растерял все слова. Ему хотелось одновременно встряхнуть Бэкхёна, сказать, чтобы он наконец собрался с духом и смирился уже с неизбежным, и вместе с тем – уступить этой его эмоциональной слабости, потому что у них действительно осталось всего четыре дня. – Может мне лучше спеть?
Бэкхён кивнул, уже зная, какую песню он выберет.
В любой другой день он бы присоединился, но только не сегодня. Сегодня он хотел слышать одного лишь Чондэ, утонуть в его голосе и никогда не возвращаться к реальности, кроме той, где они поют вместе, а их сердца и руки переплетены.

В день операции Чондэ Бэкхён не знал, что сказать.
Доктора тактично оставили их наедине, и у Бэкхёна было несколько недель, чтобы подготовиться к этому моменту, но стоило ему только заглянуть в серьезные глаза Чондэ, как в голове сразу стало пусто.
Если бы он только мог пойти на сделку с богами, найти какой-то компромисс, от которого сердце не обливалось бы кровью…
Но не время ему сейчас быть эгоистом. Бэкхён всегда желал всего самого лучшего для Чондэ, и его жизнь – не предмет торгов. Тут не может быть никаких компромиссов.
- Я люблю тебя, - были последние слова Чондэ.

Доктора советовали переждать несколько дней, вернуться на работу, дать Чондэ немного времени.
Бэкхён с радостью уцепился за эту отсрочку, его охватывала паника при одной только мысли о том, с чем ему придется столкнуться потом, по истечении срока.
Конечно он знал каков будет результат, никаких шансов на какой-либо другой исход.
И тем не менее, он по семь раз касался каждого фонарного столба, мимо которого проходил, и шептал короткую молитву.

Он сидел на кровати.
Сидел и вертел что-то в руках. Бэкхёну было плохо видно – какая-то сложенная бумажка, может письмо или памфлет.
Чондэ раскрыл ее, и по шрифту с большим количеством завитушек на лицевой стороне Бэкхён догадался, что это открытка, должно быть, с пожеланиями скорейшего выздоровления.
Сердце Бэкхёна сжалось в груди, ведь он знал, что Чондэ уже никогда не будет таким как прежде, даже когда полностью поправится. Бэкхёну было страшно, невыносимо страшно, и он простоял столбом еще добрых пару минут, прежде чем наконец потянул за дверную ручку и вошел в палату.
Все как он и помнил: дорожная сумка в углу кушетки, столик, уставленный букетами с цветами, среди которых гордо выделялся крайний из подсолнухов. Сам Чондэ тоже ничуть не изменился: волосы слегка всклокочены со сна, впалые щеки, которые вот совсем не нравились Бэкхёну, а еще огромное количество бинтов и каких-то трубочек. Все как и прежде.
В больших глазах напротив плескалась едва уловимая тень страха и безграничный океан любви, что было тоже до безумия знакомо. Бэкхёну хотелось броситься на стену с кулаками, что-нибудь сломать, разбить, ощутить обжигающую боль, которая позволит ему лопнуть этот лживый пузырь в его голове. Все изменилось, но Бэкхён никак пока не мог этого прочувствовать, хоть и действительно желал, даже нуждался в хорошем ударе под дых от реальности.
Стараясь дышать ровно, он спокойно встретил взгляд Чондэ, и тот моргнул, чувствуя что-то неладное, его губы разомкнулись.
- Привет. Ну как ты тут? – Бэкхёну удалось выдавить из себя небрежное приветствие.
Тишина.
Чондэ пытался, в самом деле пытался – открыл рот и набрал в грудь воздуха, но не смог издать ни звука.
Удар был действительно мощным.
Чондэ весь скривился, его брови сошлись на переносице, а глаза заблестели от слез. Он смял в руках открытку и сжался в клубок, чтобы одеяло могло заглушить его всхлипы.
Все эти последние недели только Бэкхён позволял себе проявлять слабость, закрываясь от всего мира и рыдая в ожидании того, с чем ему неизбежно предстоит столкнуться, чего придется лишиться. Мысль о том, что Чондэ могло быть в тысячу раз хуже за всем эти его стойким фасадом, как-то не приходила ему в голову.
Тот самый Чондэ с вечно глупой улыбкой и остроумными фразочками, которые он пускал в ход, если Бэкхёну нужно было поднять настроение. Его узнаваемый смех, который был слышен за километр… Бэкхёну раньше приходилось шикать на него, когда Чондэ слишком уж увлекался и его режущий ухо смех разносился по узким рядам продуктового магазинчика, эхом отражаясь от стен и забитых продуктами полок, а теперь Бэкхёну больше всего на свете хотелось услышать как он смеется, орет во все горло, распевает глупые песенки и снова хохочет, когда Бэкхён пытается заткнуть ему рот ладонью.
Бэкхён отдал бы все на свете, лишь бы только вернуть все как было.
Боль была просто невыносимой.
Какая-то маленькая трусливая часть его сознания хотела оттолкнуть Чондэ, послать к черту планы на совместное будущее, бросить все и бежать без оглядки, не разбирая пути.
Но все мысли о побеге бесследно растворились в воздухе, когда Чондэ потянулся к нему с мольбой во взгляде припухших и покрасневших глаз. Из его горла вылетали странные хрипы, подобно острым кинжалам безжалостно пронзавшие измученное сердце Бэкхёна. Он глубоко вздохнул и притянул Чондэ в свои объятия, чувствуя, как горячие слезы пропитывают рукав его толстовки. Бэкхён еще крепче прижал его к себе - как марлевый тампон к кровоточащей ране.
Может, если он будет и дальше держать его так близко и не отпускать, надежда перестанет по каплям вытекать из него.

Прошло два года.
Два года разговоров с самим собой. Бэкхёну часто казалось, что еще немного и он точно сойдет с ума: в четырех стенах их квартиры становилось душно, когда там раздавался только его голос, его мысли, озвученные вслух, которые он вновь и вновь прокручивал в голове, оставаясь в одиночестве.
Но потом появилось великое множество других звуков, которые Бэкхён раньше не замечал или не придавал значения, и вот он уже снова начинал чувствовать себя счастливейшим человеком на земле.
Шорох, с которым Чондэ передвигался по квартире, чтобы дать Бэкхёну знать, где он сейчас находится. Шум воды в душе и свист вскипевшего чайника, хлопок, с которым открывалась и закрывалась дверь, скрежет оконной ручки и следовавшая сразу этим волна свежего воздуха.
Чондэ даже далеко за полночь ударял по клавишам клавиатуры с такой скоростью, что это больше напоминало пулеметную очередь. А ранним утром Бэкхёна, не торопившегося выбираться из теплой постели, встречал звук, с которым пульт ударялся о поверхность кофейного столика, шум воды и тщательной чистки зубов в ванной.
Шорох снимаемого и летящего на пол свитера, звяк застежки ремня с последующим вытягиванием его из шлевок джинс, тихие вздохи и учащенное дыхание, когда Бэкхён вел рукой по голому торсу Чондэ, оставляя царапины и целуя горячую взмокшую кожу.
Он впитывал все звуки как губка, потому что Чондэ мог предложить ему только это, и Бэкхён с благодарностью принимал, не собираясь отказываться ни от чего.

Огненно-рыжее убранство деревьев, свидетельствующее о наступлении настоящей осени, полыхало ярким пламенем на фоне сочно-синего неба.
Сегодня у них годовщина – десять лет вместе, и, честно говоря, Бэкхёна эта цифра несколько ошеломляла.
За это время они вдвоем выдержали столько испытаний, сколько Бэкхёну и не снилось. Десять лет взлетов и падений, десять лет он возвращался домой к одному и тому же человеку, который до сих пор заставлял его сердце биться чаще, десять лет полнейшей непредсказуемости.
Бэкхён любил Чондэ всей душой. Он частенько об этом думал и всегда приходил к одному и тому же выводу.
Сегодня он забронировал им столик в их любимом кафе, где с террасы можно было наблюдать за толпами туристов и шопоголиков, наводнявших Гаросу-гиль. Чондэ еще пока не было нигде видно, но Бэкхён уже приучил себя не волноваться за него больше необходимого. В ожидании он листал меню, пытаясь угадать, какие блюда захочет отведать его парень.
На часах было десять минут третьего, когда Чондэ скользнул в мягкое кресло напротив, одетый просто и удобно. Его любимый молочно-белый шарф был свободно обернут вокруг шеи. Бэкхён диктовал заказ официантке за них обоих – ему не особо нравились вздернутые брови окружающих, когда Чондэ принимался, активно жестикулируя, тыкать в позиции меню, и люди принимали его за умалишенного или глухонемого.
Он как раз хотел отпустить комментарий на тему выбора обуви (кроссовки Бэкхёна, в которые были продеты новые шнурки), но Чондэ вдруг подскочил с места, чтобы вынуть из своего рюкзака маленькое серебристое устройство.
Бэкхён с интересом повертел его в руках. Старая модель, давненько он уже таких не видел.
- МР3-плеер?
Чондэ кивнул, расплывшись в широкой улыбке, и Бэкхён, не отрывая взгляда от его лица, потянулся за наушниками.
В ушах раздался скрежет, тот, который часто можно встретить в низкокачественных домашних записях, а потом голос, который Бэкхён не слышал уже много лет.
«Эй, Бэкхённи. Ты же не думал, что я так просто возьму и оставлю тебя в покое? Представляю, как это должно быть тяжко - не слышать ничего, кроме своего собственного ужасного голоса на протяжении стольких лет. Если ты слушаешь это, значит прошло уже довольно много времени. На самом деле мне даже немного страшно, вдруг наши пути с тобой давно разошлись? Я удивлюсь, если мы действительно сможем продержаться так долго»
Пауза и тот самый особенный смех, громкий и четкий. Бэкхён уже был на грани слез, его сердце отбивало барабанные ритмы в груди еще с самого первого слова, и он смотрел на Чондэ со смесью неверия и восхищения.
«Думаю, операция прошла удачно, как они и говорили, а? Надеюсь, я все еще жив, и ты не наткнулся на эту запись, разбирая вещи покойника»
«Мне жаль, что тебе пришлось выбирать: продолжить ли рисковать моей жизнью или позволить мне лишиться голоса. Меня бы устроил любой из вариантов, ты знал это? Я бы позволил тебе распоряжаться моей жизнью на свое усмотрение»
Бэкхён недоверчиво посмотрел на Чондэ, хоть и понимал, что только он сейчас мог слышать эту запись. Тот спокойно встретил его взгляд, предугадав все его реакции с точностью вплоть до секунды еще много лет назад.
Он сдержанно улыбнулся и кивнул, как бы говоря: «это еще не все, слушай дальше»
К концу сообщения Бэкхён спрятал лицо в ладонях. Он так скучал по этому голосу, что тот причинял ему просто уже физическую боль.
Когда он вновь поднял голову, глаза Чондэ превратились в щелочки-полумесяцы, а губы были разомкнуты – Бэкхён знал, что сейчас бы тот смеялся, если бы мог. Тем не менее, во взгляде проступало волнение, и Бэкхён кивнул, показывая, что все хорошо.
«А, и еще кое-что, - раздался в наушниках голос Чондэ, когда Бэкхён уже хотел было снять их после долгой паузы, - ты, наверное, уже много лет не слышал этой песни, но пообещай, что как всегда будешь подпевать, хорошо?»
В уши полились первые строчки куплета.
Бэкхён открыл рот, но ни слова не сорвалось с его языка, он просто шевелил губами, закрыв глаза и полностью погрузившись в богатое звучание голоса Чондэ. От помех на фоне он становился лишь еще более реальным, глубоким.
Бэкхён готов был согласиться – действительно, не было и нет ничего лучше.